Андрианов Андрей Алексеевич (1886 – 1920)

В июле 1915 года в Иваново-Вознесенске возникла трехдневная всеобщая забастовка рабочих, вызванная тяжелыми экономическими условиями, главным образом, быстрым ростом цен на предметы продовольствия и низкой заработной платой.

На второй день стачки из Владимира приехал генерал-губернатор. На площади перед бывшей городской управой собралась многотысячная толпа рабочих.

Полиция, жандармы, казаки, надзиратели и шпики с утра шныряли по площади. Как только появился губернатор, окруженный своей свитой, из толпы раздались крики: „хлеба, хлеба!" Губернатор заявил, что он со всеми разговаривать не будет и предложил выбрать делегатов. Рабочие на это ответили общим гулом: „мы вам уже не раз выбирали представителей, но потом вы их всех арестуете!" — и наотрез отказались от выбора представителей. Рабочие возмущенно, кричат: „хлеба, хлеба!“ Через час выходит городской голова и от имени губернатора снова делает предложение выбрать делегатов. Из толпы раздаются крики: „вы их арестуете!" Тогда губернатор из окна городской управы сам обратился к рабочим и дал торжественное обещание, что делегаты не подвергнутся никакой каре. Руководитель стачки—тов. Зиновьев —предложил губернатору дать письменную гарантию в том, что делегаты не будут арестованы. Это требование губернатором было удовлетворено. Рабочие выбрали делегацию, которая направилась в городскую управу для переговоров.

Делегация решительно отстаивала интересы рабочих перед губернатором, городским головой и крупными торговцами; прения отличались страстным, резким характером с обеих сторон; дело доходило до угроз арестом. Эти переговоры ни к какому соглашению не привели. Губернатор заявил, что в 10 часов вечера он созывает экстренное собрание крупных и мелких торговцев, на котором будет обсуждаться продовольственный вопрос, а относительно заработной платы обещал повлиять на фабрикантов.

На третий день было вывешено объявление, в котором указывалось, что цена на муку сбавляется от 20 до 40%, и рабочие приглашались приступить к работам. На четвертый день фабрики пошли полным ходом, заработная плата осталась без повышения.

После стачки ряды нашей организации значительно пополнились. В ночь на 9-е августа полицией были произведены массовые аресты, были арестованы руководители июльской стачки: т.т. Кадыков, Краснов, Колесников, Зиновьев и много других. 10-го августа рабочие на фабриках прекратили работы и собрались на площадь, требуя освобождения из-под ареста товарищей, но полициймейстер освободить товарищей категорически отказался. Рабочие настойчиво требовали освобождения. Наконец, часа через два тов. Зиновьева и еще, кажется, двоих рядовых товарищей полицеймейстер освободил. С площади рабочих стали разгонять. Во главе с тов. Зиновьевым рабочие пошли к кладбищу обсудить вопрос, что предпринять дальше. Долго обсуждали, много было различных предложений, но все остановились на одном важном предложении: нужно добиться путем стачки освобождения арестованных товарищей: сейчас же нужно итти к управе требовать освобождения арестованных, а на другой день предъявить фабрикантам ряд требований.

К вечеру опять собрались на площадь к городской управе и стали там опять настойчиво требовать освобождение арестованных, но полицийместер освободить категорически отказался. В это время суетилась полиция, и в управу много прошло крупных торговцев. На площади около руководителей обнаружен был переодетый в штатское платье рыжий полицейский с фабрики Маракушева, на которого рабочие напали и стали его колотить, но руководители ликвидировали этот эксцесс и выпроводили полицейского до извощика. Рабочие стали заявлять, что переодетых полицейских много. После этого Зиновьев призвал рабочих к спокойствию, сказав: „пусть шпионят, все равно мы полиции известны!"— и предложил рабочим ввиду позднего времени разойтись до завтрашнего дня по квартирам, а завтра к 10-ти час. утра всем собраться снова на площади.

Но рабочие закричали, что будут стоять здесь до тех пор, пока не освободят наших товарищей. В этот момент распространился слух, что арестованных хотят увозить на станцию, и несколько человек побежали к тюрьме и станции— проверить слух; некоторые закричали: „Пойдемте к тюрьме!" Тов. Зиновьев предлагает рабочим воздержаться сегодня от похода к тюрьме. В это время на площади уже появилось около роты солдат, которые были выстроены в два ряда вдоль здания городской управы, казаки стояли в торговых рядах около мануфактурного магазина Соколова. Опять единичные личности кричат: „Пойдем к тюрьме!“— и эти голоса подхватывает порядочная часть рабочих. Зиновьев просит опять пока воздержаться. Тут кто-то упрекнул Зиновьева в трусости и сказал: „Мы пойдем без вас!“ Тогда Зиновьев обратился к рабочим: „Если вы, товарищи, согласны итти к тюрьме, то я с вами! будьте спокойны и мужественны, вы — несокрушимая сила! пойдемте!"

Вся масса направилась к тюрьме. Не доходя сажен двадцати до тюрьмы, когда большая половина рабочих еще не вышла с Приказного моста на улицу, Зиновьев, остановив рабочих горячей речью, обратился к стоявшему на порядочном расстоянии от тюрьмы взводу вооруженных винтовками солдат. В это время раздался первый условный полицейский свисток, потом второй — солдаты приготовили винтовки. После третьяго свистка раздался залп, и тов. Зиновьев упал мертвым. Минуты две полнейшей тишины, потом закричали, что стреляют из холостых, но сейчас же послышался стон раненых, затем начала говорить громким голосом одна женщина: „Изверги! убийцы! у нас—дети, мужья на войне, а вы здесь нас расстреливаете, как куропаток! нате стреляйте!"— и подставляет им свою грудь. Тогда были даны еще два залпа. Женщина эта пала мертвой, послышались стон и проклятие солдатам, рабочие побежали в панике в разные стороны. На встречу им на Приказном мосту появляются казаки. Начали пороть плетьми и безжалостно ездить по убитым и раненым; много рабочих попрыгало с моста в овраг, многие побежали во двор, сломавши забор, около теперешней городской амбулатории. Со стороны желтых казаков и полиции расправа с рабочими была самая кровавая, самая варварская.

На другой день с утра уже были вывешены объявления: строго воспрещается делать всякого рода собрания и ходить группами. Убитые ночью были свезены в бараки, и с утра туда повалил со всех сторон народ. Там уже с утра стояли казаки и поочереди группами пускали народ для опознания трупов. Я пришел утром к баракам первый и был пропущен во двор в первой группе. Там мы увидели лежащими зверски изуродованные 25 труппов.

Тяжело раненые, находившиеся на излечении в больницах и лазаретах, и еще не вполне излечившиеся, были все арестованы, за исключением тех, которые подписались к заранее приготовленному жандармерией обвинительному акту, в котором говорилось, что масса рабочих шла на воинскую заставу с камнями, и что она подошла вплотную к солдатам и бросала камнями в солдат. Я, как очевидец, утверждаю, что не было у рабочих никаких камней, и они близко ни к тюрьме и ни к солдатам не подходили, рабочие держали себя спокойно и корректно, а это просто—буржуазное и царских патриотических властей измышление.