<< вернуться <<

А. Ю. Гулидов (г. Шуя)

РЕАЛИИ ПРИНУДИТЕЛЬНОГО «ОТРЕЗВЛЕНИЯ НАЦИИ»
В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
(по материалам Владимирской губернии)

Начало Первой мировой войны, или «Великой войны», как она называть в прессе и публицистических выступлениях, оказалось связанным в создании народа (по крайней мере, его образованной части) с объявлением ряда запретов на производство и продажу алкоголя на территории Российской империи. Борьба с пьянством являлась безуспешным поиском эффективного механизма социального контроля [1]. Закон о запрещении продажи и производства алкоголя от 19 июля 1914 года первоначально был призван прекратить потребление водки во время призывной кампании. Только 22 августа 1914 г. предложение императора о продолжении запрета на продажу вина, спирта, водки до окончания военного времени было принято в Совете Министров [2], что касается сферы действия «сухого закона», то ее определение отошло в обязанности местной власти: губернатора и органов самоуправления. Земские и городские власти получили право обращаться к губернатору с просьбой о запрещении всякой торговли спиртными напитками на территории уезда, волости, города или даже отдельного села. В целом по Владимирской губернии подобный запрет стал действовать в конце августа практически во всех местностях [3]. При этом не следует считать, что введение сухого закона обозначало повсеместное введение трезвости. В разъяснениях, данных губернской канцелярией по поводу «мер к утверждению трезвости», фигурирует запрет на пиво в банях, ужесточение графика работы заведений на вокзалах и пароходах, особенно для посетителей из «третьего класса» (такой категории была разрешена продажа алкоголя с 9 утра до 11 вечера), а также запрет продажи вина во время сельских сходов, судов и прочих массовых мероприятий на селе, из чего прямо следует, что в прочих условиях продажа алкоголя возможна [4]. Социальная дискриминация» в отношении права на употребление алкоголя со временем только усугубилась, несмотря на то, что с самого начала антиалкогольной кампании власти всех уровней заявляли о том, что «отрезвление» будет касаться всех слоев общества».

Со временем алкогольные напитки постепенно стали возвращаться в свободную продажу. Разрешение или запрет на изготовление и продажу того или иного вида алкогольной продукции давал губернатор по просьбам с мест, уже с 1 октября 1914 г. было разрешено варить пиво крепостью не более 4%, с 9 августа 1914 г. на территории губернии в целом (отдельные города и земства имели право запрещать у себя продажу алкоголя любых категорий) шла разрешена продажа вина не крепче 16% [5].

Запрет на торговлю спиртным в ходе призывной кампании сразу же отразился в некоторых негативных проявлениях массовых актов гражданского неповиновения. При остановках воинских поездов запасные часто производили атаки на казенные винные лавки. Обнаружив их открытыми, вели себя спокойно, покупали немного; закрытые лавки громили и выпивали все, потому секретными циркулярами был предписан вывоз спирта или уничтожение его в 3-х верстовой полосе от железных дорог [6]. Делать это было поручено полиции. Судя по жалобам с мест, полиция спирт вывозила, но не всегда уничтожала.

Ответственность за алкогольные правонарушения осталась прежней, довоенной. Чтобы представить себе наказания за производство и продажу алкоголя, достаточно обратиться к статьям уставов об акцизных сборах свода законов (том V издания 1901 года). Штраф от 300 до 6000 рублей или заключение от 2 месяцев до 2 лет, лишение лицензии. Добавилась лишь отдельная статья «за пьянство», введенная 10 июля 1915 г. [7]

Только 8 июля 1916 года на территории губернии «Обязательным постановлением о приготовлении, приобретении, хранении, продаже и передаче крепких напитков, суррогатов их и спиртосодержащих веществ» правила ужесточались - под раздел преступлений попадала также и выделка домашнего алкоголя крепостью более 1,5% [8].

Что касается последствий введения сухого закона, то сведения о них были довольно противоречивы. С одной стороны, сообщения официальной прессы, правых региональных изданий несколько приукрашивали действительность, победно сообщая о всеобщей трезвости, сокращении числа преступлений, травматизма и фактах общего культурного роста населения. В таком же духе составлялись и некоторые доклады с мест в городские управы, губернские особые совещания по борьбе за народную трезвость. С другой стороны, либеральная пресса («Русские ведомости», к примеру) или отдельные здравомыслящие чиновники самостоятельно анализировали ситуацию, и выводы, сделанные ими, были неутешительны.

Так, газета «Старый владимирец» 1 августа 1914 года сообщает о сокращении числа преступлений после мобилизации и введении сухого закона. По свидетельству журналиста, в губернском городе за месяц не произошло ни одной кражи и хулиганства [9]. В выпуске за 14 августа 1914 г. сообщается об общем отрезвлении в городе Шуе, где все «коты» и «золоторотцы» (деклассированный элемент) бросили «шататься» и устроились на работы, так что даже печально известный район Памфиловка якобы стал безопасен для гуляющих [10]. В Иваново-Вознесенске городская дума проводила с 31 декабря 1914 г. сбор сведений о протоколах полиции, связанных со спиртным, тайной продажей, уголовными преступлениями, числом отравлений и травм, причем полицмейстер Иваново-Вознесенска сообщал о сокращении числа протоколов с 437 до 89, что для стороннего наблюдателя было довольно подозрительно.

Отмечались прессой и негативные последствия введения сухого закона. В «Старом владимирце» приводится случай массового опьянения населения в Орехово-Зуеве из-за открытия на один день винной лавки [11]. Росло число преступлений, связанных с незаконной продажей алкоголя: от воровства жидкости перевозчиками (которые «били» посуду или ссылались на ограбление) до вооруженных налетов на химические заводы, аптеки и склады; процветали контрабанда спиртного и его незаконное производство [12].

Согласно новому постановлению Управляющего акцизными сборами от 11 декабря 1915 г., полиция была обязана не уничтожать изъятый алкоголь («брагу, ханжу, кумышку, денатурированный спирт, политуру и лак»), а хранить все изъятое при полиции, часть же, в объеме 1-2 бутылок, отправлять на экспертизу [13]. Из данного постановления следует, что в зданиях полиции стал в большом объеме скапливаться крепкий алкоголь, который по вполне понятным причинам подталкивал самих полицейских к правонарушениям двух видов. Во-первых, такой алкоголь можно было тайно продать, во-вторых, алкоголь приемлемого качества можно было употребить самим. Пытаясь обеспечить правильный порядок хранения вещественных доказательств, местная администрация фактически заложила предпосылки для морального разложения правоохранительных органов. Сделанные выводы косвенно подтверждаются материалами прессы.

В соседних губерниях ситуация с коррумпированностью полиции была схожая, поскольку и прочие губернские управляющие акцизными сборами делали подобные распоряжения. Не случайно именно полицейские становятся главными героями журналистских сообщений о ходе антиалкогольной кампании. В газете «Русские ведомости» был опубликован обзор «Черты современного состояния трезвости», в котором описываются без комментариев и выводов многочисленные случаи нарушений сухого закона. Больше всего упоминается случаев, связанных с полицейскими. В городе Уральске полицмейстер Ходуновский пил «водки и вина» с рестораторами, за которыми обязан был следить, кроме того, он спаивал и надзорные органы, поставляя им бесплатно алкоголь. В городе Томске полицмейстер, уже посаженный в тюрьму за подобные правонарушения, по-прежнему самовластно распоряжался оборотом спиртного в городе прямо из тюрьмы. Пил в тюрьме сам, продавал или раздавал спиртные напитки прочим заключенным и охранникам, так что вся тюрьма «пила за его здоровье». Дошло до того, что вечерами он и его новые знакомые из заключенных ходили вместе с конвоем по улицам и дебоширили. Только вмешательство столичного прокурора прекратило подобные безобразия. Прочие случаи, упомянутые в статье, не столь вопиющи, но симптоматичны – они касаются единичных случаев пьяных убийств и нанесений ранений со стороны полицейских чинов обывателям. Например, описывается, как в селе Чесноковском Вятской губернии полицейский в пьяном виде застрелил крестьянина [14].

Среди мер административного воздействия для централизованной борьбы с пьянством и незаконным изготовлением алкоголя на территории губернии стоит выделить создание губернского и уездных особых совещаний в составе чиновников городской и уездной полиции с участием местных чинов акцизного надзора, судебных следователей, городских судей и земских начальников с привлечением для заседаний лиц врачебного персонала. Конкретной целью этих учреждений было «выявление типов напитков в местностях, способов их изготовления и мест продажи». Время создания особых совещаний было довольно поздним - 1 марта 1916 года, в то время как незаконный оборот алкогольной продукции непрерывно увеличивался с осени 1914 года [15]. Отчеты некоторых особых совещаний позволяют четко представить картину антиалкогольной кампании во Владимирской губернии. Они дают представление не только о том, как происходило снабжение населения алкоголем, но и какие социальные группы занимались криминальным бизнесом. На территории губернии в официальных отчетах мало упоминалась роль полиции в прекращении незаконного оборота спиртного - ни с положительной, ни с отрицательной стороны. Тактика умалчивания говорит либо о боязни сообщать властям о правонарушениях со стороны полиции, либо, по меньшей мере, о ее бездействии.

Отчеты с мест по большей части содержат жалобы на нерасторопность полицейских чинов и акцизной администрации, а также сведения о лицах, употребляющих алкоголь, его производителях, распространителях и так далее. К примеру, Иваново-Вознесенск выделялся большим числом самодельных аппаратов для возгонки, поскольку «народ работает на фабриках и с устройством и принципами работы подобных аппаратов знаком» [16], при этом «массового пьянства нет», «пьют и изготовляют» в основном рабочие. О действиях полиции по пресечению самогоноварения - ни слова. В Переяславле возникла другая проблема - употребление денатурированного спирта, лака и политуры в грубо очищенном или натуральном виде. Подобные жидкости доставлялись из-за пределов уезда, чаще всего из Москвы [17]. Схожая ситуация была и в Покровском уезде, где суррогаты водки не только доставлялись го Москвы в огромном количестве, но и свободно продавались под видом технических средств в казенной лавке при полном попустительстве чинов полиции [18]. Члены «Особого совещания» города Суздаля не только описали свои проблемы, но единственные из всех уездных «Особых совещаний» предложили меры по борьбе с незаконным оборотом алкоголя. По поводу «денатуратов» члены совета предлагали особо не беспокоиться, поскольку употребление подобных напитков чрезвычайно вредно и смертельные случаи заставят «любителей» отказаться от употребления таких напитков [19]. Необходимо отметить, что в тот же период члены Муромского «Особого совещания» утверждали в своем отчете обратное, настаивая на том, что употребление денатуратов стало безопасным в связи с «нахождением способа очистки» населением и сокращением процента искусственно повышенного числа вредных веществ [20]. Основную же опасность администрация города Суздаля видела в распространении алкоголя домашнего изготовления, и именно для прекращения этой торговли предлагался ряд действенных мер, из которых ни одна не была принята к сведению губернской администрацией. Среди этих мер введение ответственности как за изготовление для собственных нужд, так и за бесплатное угощение алкоголем; ускорение и упрощение порядка судебного преследования; проведение «провокационных» закупок переодетыми чинами полиции; установление денежной премии «открывателям» (доносчикам); установление более строгих штрафов; введение круговой поруки в семье (лишение права на содержание торгово-промышленных заведений не только содержателя-нарушителя, но и членов его семьи); лишение гарантий крестьянского сословия (отобрание надельной земли и продажа усадеб).

Таким образом, введение «сухого закона» на территории России в целом и Владимирской губернии в частности принесло больше проблем, чем положительных результатов. Сам факт «отрезвления нации», постулируемый официальной пропагандой, был маловероятен. Безусловно, статистические данные свидетельствуют о резком сокращении продаж алкоголя, что вполне мятно, поскольку такие продажи были запрещены или, по крайней мере, затруднены. «С мест» в губернскую управу сообщали сведения о числе правонарушений, связанных с продажей алкоголя. Так, управляющий акцизными дворами Иваново-Вознесенска 16 февраля 1915 года через городскую управу Вкладывал во Владимир, что зарегистрированных случаев тайной продажи спиртных напитков по Иваново-Вознесенску за время с 1 июля по 31 декабря 1913 года зарегистрировано 107, а в тот же период 1914 года - 35 [21]. Приводятся данные о том, что резко сократились расходы населения, связанные с покупкой алкоголя с 4,8 до 0,5% дохода [22]. Но и эти данные также не показывают ничего конкретного; поскольку вся торговля алкоголем ушла в тень, то такие цифры скорее говорят о нерасторопности и коррумпированности полиции и конспирации продавцов. Дошло то того, что заседание городской управы города Владимира 9 июня 1916 года постановило усилить надзор за нижними воинскими чинами гарнизона и патрульными чинами (полицией), поскольку обе эти категории употребляют алкоголь на службе, а последние еще и не обращают внимания на распивающих спиртные напитки обывателей [23], при этом статистика официально оформленных правонарушений в сфере оборота алкоголя сократилась практически до нуля - уездные «Особые совещания» заявляли 3-4 ареста за полугодие. Меры же, предпринимаемые местными органами власти, были далеки от совершенства. Зачастую всё ограничивалось постановлениями, приказывающими запретить продажу алкоголя, но не прописывающими реальный порядок его запрета. Характерны были и Совершенно бессмысленные указания по продаже красок, технических жидкостей и лаков только по разрешительным книжкам, выдаваемым в полиции, что приводило не только к неудобствам для строительных организаций, аптек и рядовых обывателей, но и к волоките в полиции, росту коррупции среди Полицейских чинов, которым было дано право запрещать или разрешать продажи по своему усмотрению [24].

----------

  1. Шак-Ки А. Сухой закон в годы Первой мировой войны: причины, концепция и последствия введения сухого закона в России. 1914-1917 гг. // Россия и Первая мировая война: Материалы международного коллоквиума. СПб., 1999. С. 159.
  2. Владимирские губернские ведомости. 1914.12 сентября, раздел официальный.
  3. Владимирские губернские ведомости. 1914. 15 августа, раздел официальный.
  4. Владимирские губернские ведомости. 1914. 8 августа, раздел официальный.
  5. Владимирские губернские ведомости. 1914.9 сентября, раздел официальный; 17 октября 1914. Раздел официальный.
  6. Джуновский В.Ф. Воспоминания: В 2 т. Под редакцией A.JI. Паниной. Т.2. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1997. С. 383.
  7. Сост. по Владимирские губернские ведомости. 1915. 7 августа, раздел официальный
  8. Владимирские губернские ведомости. 1916.22 июля, раздел официальный.
  9. Владимирские губернские ведомости. 1914. 1 августа, раздел неофициальный.
  10. Старый владимирец. 1914. 17 августа.
  11. Старый владимирец. 1914. 6 августа.
  12. Русские ведомости. 1916. 3 августа.
  13. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 1.
  14. Русские ведомости. 1916.26 февраля.
  15. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 2.
  16. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 40.
  17. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 4.
  18. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 13.
  19. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 6.
  20. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 26.
  21. ГАИО. Ф. 2. 0.1. Д. 5198. Л. 212.
  22. Балдин К.Е. Рабочее движение в России во второй половине XIX – начале XX века / К.Е. Балдин; Ивановский государственный университет. Иваново: Ивановский государственный университет, 2006. С. 231.
  23. ГАВО. Ф. 40. О. 1. Д. 22813. Л. 34.
  24. Русские ведомости. 1914. 5 декабря
^ наверх ^